Дневная норма хлеба в блокадном Ленинграде

27 января мы празднуем прорыв Блокады Ленинграда , который позволил в 1944 году закончить одну из самых трагических страниц мировой истории. В этом обзоре мы собрали 10 способов , которые помогли реальным людям выжить в блокадные годы . Возможно, кому-то эта информация пригодится и в наше время.

Ленинград попал в окружение 8 сентября 1941 года. При этом в городе не было достаточного количества припасов, которые могли бы сколь-нибудь долго обеспечить местное население продуктами первой необходимости, в том числе, едой. Фронтовикам во время блокады выдавали по карточкам 500 граммов хлеба в день, рабочим на заводах – 250 (примерно в 5 раз меньше реально требуемого количества калорий), служащим, иждивенцам и детям – вообще 125. А потому первые случаи голодной смерти были зафиксированы уже через несколько недель после того, как кольцо Блокады было сомкнуто.

В условиях острой нехватки продуктов люди были вынуждены выживать, кто как может. 872 дня блокады – это трагическая, но при этом и героическая страница в истории Ленинграда. И именно про героизм людей, про их самопожертвование мы хотим рассказать в данном обзоре.

Невероятно сложно во время Блокады Ленинграда было семьям с детьми, особенно, с самыми маленькими. Ведь в условиях нехватки продуктов у многих матерей в городе перестало вырабатываться грудное молоко. Тем не менее, женщины находили способы спасти своего малыша. История знает несколько примеров тому, как кормящие матери надрезали соски на своей груди, чтобы младенцы получили хоть какие-то калории из материнской крови.

Известно, что во время Блокады голодающие жители Ленинграда вынуждены были есть домашних и уличных животных, в основном, собак и кошек. Однако нередки случаи, когда именно домашние питомцы становились главными кормильцами целых семей. К примеру, существует рассказ про кота по имени Васька, который не только пережил Блокаду, но и приносил практически ежедневно мышей и крыс, коих в Ленинграде развелось огромное количество. Из этих грызунов люди готовили еду, чтобы хоть как-нибудь утолить голод. Летом же Ваську вывозили на природу, чтобы он охотился на птиц.

Кстати, в Ленинграде после войны установили два памятника котам из так называемой «мяукающей дивизии», которая позволила справиться с нашествием грызунов, уничтожающих последние запасы продовольствия.

Голод в Ленинграде достиг такой степени, что люди ели все, что содержало калории и могло быть переварено желудком. Одним из самых «популярных» продуктов в городе стал мучной клей, на котором держались обои в домах. Его отскребали от бумаги и стен, чтобы затем смешивать с кипятком и делать таким образом хоть немного питательный суп. Подобным образом в ход шел и строительный клей, бруски которого продавали на рынках. В него добавляли специи и варили желе.

Желе также делали из кожаных изделий – курток, сапог и ремней, в том числе, и армейских. Саму эту кожу, часто пропитанную дегтем, есть было невозможно из-за невыносимого запаха и вкуса, а потому люди наловчились сначала обжигать материал на огне, выжигая деготь, а уж потом варить из остатков питательный студень.

Но столярный клей и кожаные изделия – это лишь малая часть так называемых пищевых заменителей, которые активно применялись для борьбы с голодом в блокадном Ленинграде. На заводах и складах города к моменту начала Блокады находилось достаточно большое количество материала, который можно было использовать в хлебной, мясной, кондитерской, молочной и консервной промышленности, а также в общественном питании. Съедобными продуктами в этом время стали целлюлоза, кишки, технический альбумин, хвоя, глицерин, желатин, жмых и т.д. Их использовали для изготовления еды как промышленные предприятия, так и обычные люди.

Одной из фактических причин голода в Ленинграде является уничтожение немцами Бадаевских складов, на которых хранились продовольственные запасы многомиллионного города. Бомбежка и последующий за ней пожар полностью уничтожил огромное количество продуктов, которые смогли бы спасти жизни сотен тысяч людей. Однако жители Ленинграда умудрялись даже на пепелище бывших складов находить какие-то продукты. Очевидцы рассказывают, что люди собирали землю на месте, где сгорели запасы сахара. Данный материал они потом процеживали, а мутную сладковатую воду кипятили и пили. Эту калорийную жидкость в шутку называли «кофе».

Многие выжившие жители Ленинграда рассказывают, что одним из распространенных продуктов в городе в первые месяцы Блокады были капустные кочережки. Саму капусту на полях вокруг города собрали в августе-сентябре 1941 года, но ее корневая система с кочережками оставалась на полях. Когда проблемы с продовольствием в блокадном Ленинграде дали о себе знать, горожане начали ездить в пригороды, чтобы выкапывать из мерзлой земли казавшиеся еще недавно ненужными растительные огрызки.

А теплое время года жители Ленинграда питались в прямом смысле подножным кормом. В ход благодаря небольшим питательным свойствам шла трава, листва и даже кора деревьев. Эти продукты перетирали и смешивали с другими, чтобы делать из них лепешки и печенье. Особой популярностью, как рассказывали пережившие Блокаду люди, пользовалась конопля – в этом продукте много масла.

Удивительный факт, но во время Войны Ленинградский Зоопарк продолжал свою работу. Конечно, часть животных из него вывезли еще до начала Блокады, но многие звери все-таки остались в своих вольерах. Некоторые из них погибли во время бомбежек, но большое количество благодаря помощи сочувствующих людей пережило войну. При этом сотрудникам зоопарка приходилось идти на всяческие ухищрения, чтобы накормить своих питомцев. К примеру, чтобы заставить тигров и грифов есть траву, ее упаковывали в шкуры мертвых кроликов и других зверей.

А в ноябре 1941 года в зоопарке даже случилось пополнение – у гамадрила Эльзы родился малыш. Но так как у самой матери из-за скудного рациона не было молока, молочную смесь для обезьянки поставлял один из ленинградских роддомов. Малышу удалось выжить и пережить Блокаду.

***

Блокада Ленинграда длилась 872 дня с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944. Согласно документам Нюрнбергского процесса, за это время от голода, холода и бомбежек умерло 632 тысяч человек из 3 миллионов довоенного населения.

Во время Великой Отечественной войны людям сложно было найти что-то ценнее еды. В блокадном Ленинграде ели столярный клей, варили кожаные ремни, искали прошлогодние мерзлые корнеплоды, были готовы обменять что угодно на кусок хлеба.

Как питались люди на фронте и в тылу - в спецпроекте «Вести FM» «Военный паёк», приуроченном ко Дню Победы.

Блокадный хлеб

Город в кольце. Когда в Ленинграде закончилась мука, её стали доставлять по Дороге жизни. Работники хлебозаводов вспоминают: в какой-то момент ржаной муки в буханке была только треть. Остальное - жмых, пищевая целлюлоза, хвоя, шрот - это остатки семян масличных растений после того, как из них экстрагируют жир.

В самые тяжелые дни, чтобы сформировать хлеб, добавляли оболочки зерен, эти острые обломки травмировали пищевод.

В других рассказах упоминается, что мешки с Ладожского озера привозили мокрыми. Высыпали из середины, застывшие куски от мешковины отрывали руками и заново перемалывали в жерновах.

К муке относились бережно. В ход шла даже мучная пыль, которую подметали с пола.

Фронтовые пекари

Хлеб войны. Заказы воинских частей выполнялись в первоочередном порядке, специально выделялись мука и соль. Ветераны московских сражений вспоминали, как в овраге старшина раздавал горячий хлеб. Солдаты, запивая его чаем, готовились к повторному наступлению.

В тех местах, куда не могли подвезти хлеб из тыла, выходили из положения - вспоминали опыт предков и делали печи сами из доступных материалов - глины и кирпича. Строилась такая печь 8 часов, столько же сушилась, после чего могла выпекать до 240 килограммов хлеба за 5 оборотов, то есть циклов топка-выпечка.

В 1943 году среди нагрудных знаков воинской доблести появился знак «Отличный пекарь». Им награждались бойцы, отличившиеся работой и изобретениями, которые способствовали улучшению качества выпечки и экономии.

Студень из столярного клея: блокадное лакомство

Блокадные дети вспоминали блюдо как настоящее лакомство. Клей делали из костей животных, поэтому он был съедобным - в нём было много желатина. Эти сухие желтые или сероватые плитки вымачивали несколько дней, потом варили: остыв, масса застывала.

В желе добавляли лавровый лист, гвоздику, перец - почему-то, как писали в дневниках, в городе, в котором не было еды, оказалось много специй. Получался блокадный деликатес - считался чуть ли не праздничным блюдом - клей в какой-то момент стал дефицитом. Как говорят, вкуснее всего студень из столярного клея было есть с уксусом.

Чай из морковки и кофе из земли

Сегодня день без чая трудно представить. Однако в войну заварка была дефицитом. Подобие горячего напитка делали из моркови. Корнеплод терли на тёрке и сушили вместе с чагой - это такой гриб. Он выглядит как нарост, чаще всего растёт на березах. От моркови чай получался сладковатым. А чага давала тёмный цвет. Ленинградцы вспоминают и другой напиток - блокадный «кофе».

Жители города ходили на горящие Бадаевские склады - в первые дни блокады их разбомбили немцы. Там хранились запасы муки и сахара, поэтому от земли, как вспоминают, ещё долго шёл теплый воздух с запахом шоколада.

Люди собирали эту землю, потом растворяли её в воде. Когда она оседала, воду кипятили - получалась сладковатая коричневая жидкость - как слабый кофе.

«Макаловка»

В тылу матери и бабушки готовили детям простое блюдо: жарили морковку и лук, следом добавляли тушенку и заливали водой. В это густое варево макали хлеб. На фронте «макаловка» тоже пользовалась популярностью. Состав её обычно был чуть богаче - находилось сало или масло, на котором можно было жарить овощи. Густую часть делили поровну, а в жидкую макали хлеб по очереди.

Иногда снабжение на фронте было неравномерным: во время наступления или затяжных боёв продукты могли не привозить несколько дней. Зато потом раздавали паёк сразу за весь период. Оттого состав «макаловки» мог отличаться.

Кулеш: то ли суп, то ли каша

Кулеш. Этим блюдом утром перед битвой на Курской дуге - одной из ключевых в Великой Отечественной - кормили танковые экипажи. В этот то ли густой суп, то ли жидкую кашу входили: грудинка на костях или тушенка, пшено, картошка и лук. Сперва варили мясо, следом всыпали пшено, крупно порезанные клубни. Лук жарили отдельно и добавляли в последний момент. В воспоминаниях фронтовики кулеш описывали как очень сытное блюдо.

Тыловая солянка

Это блюдо ели в Великую Отечественную и голодные послевоенные годы. В чугунок укладывали квашеную капусту и нарезанный картофель. Заливали водой и ставили тушиться. После добавляли поджаренный лук. Даже из простых, повседневных блюд хозяйки старались придумать что-то необычное и вкусное. Облагораживали блюдо лавровым листом и солью.

Ещё одно блюдо - щи из кочерыжек. Судя по воспоминаниям ленинградцев, в первую суровую блокадную зиму на полях, невзирая на периодические обстрелы, под толстым слоем снега искали остатки капусты: кто на колхозных полях, кто по старой памяти - на своих и соседских дачных участках. Из мерзлых кочерыжек и листов дома на буржуйках и варили щи. Кроме капусты, обычно в них не было ничего.

Продовольственные коммерческие магазины были закрыты. Из государственных магазинов «некарточные» продукты исчезли не сразу, но довольно быстро. «В изобилии только кофе и цикорий», — отмечала 25 сентября 1941 года Е. Васютина. Осенью еще изредка удавалось купить в отдельных магазинах «приличные» ненормированные продукты, но за ними выстраивались огромные очереди .

Не каждый мог стоять в ней несколько часов на холоде. Зимой 1941/42 года магазины не вмещали всех, кто пришел «отоварить карточки ». В основном магазины торговали только «пайковыми» продуктами, но и они доставались не всем. Чтобы упорядочить их выдачу горожан стали прикреплять к определенным булочным и магазинам, обычно вблизи места проживания, поскольку общественный транспорт не работал.

Лучше не стало. Десятки блокадных дневников заполнены жалобами на то, что не удается до конца декады выкупить продукты в «своих» пустых магазинах, в то время как в соседних можно было, часто даже без очередей, получить то, что полагалось по карточке. Приходилось стоять у магазинов, к которым были прикреплены, и ждать, когда привезут продукты, которых, конечно, не могло хватить на всех. Никто не отходил от пустых прилавков даже тогда, когда заведующие магазинами или продавцы объявляли, что продуктов в ближайшее время не привезут. Вероятно, считали, что если десятки человек ждут у магазинов, то это происходило не случайно, что им известно нечто большее, что уговоры продавцов являются лишь уловкой, — и потому тоже пристраивались к очереди.

Без очередей часто удавалось купить только хлеб в булочных — за исключением января 1942 года, когда трижды (в начале, середине и особенно в конце месяца) была в силу разных причин временно приостановлена его выдача. Намного более трудно было «отоварить» нехлебные талоны — на мясо, масло, крупу, сахар, жиры. Сколь бы мизерными ни являлись их порции, получить их можно было только после многочасового стояния у магазинов. Очереди стали массовыми в ноябре 1941 года.

Гигантские «хвосты» видели в конце декабря 1941 года, когда продавали масло , — и позднее именно во время его выдачи происходила страшная давка, некоторые люди были даже искалечены. Очереди удалось уменьшить только в феврале 1942 года, когда заметно улучшилось снабжение города. Интенсивная работа ладожской трассы и эвакуация тысяч людей в январе-феврале хотя и не сразу но дали ощутимые плоды. На западном берегу озера и вблизи города были созданы многочисленные склады продовольствия, что и позволило наладить в основном бесперебойное снабжение блокадников «пайковыми» товарами.

Особенно длинными очереди бывали после объявления по радио о предстоящих дополнительных выдачах продуктов — не было уверенности, что их хватит на всех. Когда в начале февраля 1942 года разрешили получить не выданные в январе карточные сахар и жиры , то это вызвало необычайный ажиотаж: «В магазинах с утра столпотворение, всюду очереди, так как все голодные и не хотят ждать, когда будет свободнее, а многие боятся, что пропадут продукты, так как может истечь срок выдачи по январским карточкам».

Булочные обычно открывались в 6 часов утра, пустующие магазины могли начать работать и с 8 часов. Все они должны были закрываться в 9 часов вечера, до наступления «комендантского часа», но, если случались перебои в выдаче хлеба, могли обслуживать посетителей и ночью. В магазинах часто было темно из-за светомаскировки, электрических ламп не имелось, керосин берегли, предпочитая пользоваться коптилками, лучинами и свечами, — да и их иногда тушили, если на прилавках было пусто.

Выстраивалась очередь у магазинов еще задолго до их открытия . Несмотря на комендантский час и введение осадного положения, в ноябре-декабре 1941 года, очередь часто занимали с ночи. Особенно очереди удлинились в конце декабря 1941 года, когда ждали «новогодних» выдач. Зимой 1941/42 года очередь занимали с 4-5 часов утра, в «смертное время» (декабрь 1941 – январь 1942 гг.), патрули смотрели на ночные и утренние очереди весьма снисходительно. Не исключено, что, закрывая глаза на нарушение порядка, власти боялись голодных бунтов и погромов, которые стихийно могли вспыхнуть, если перед стоявшими часами горожанами без всяких стеснений захлопывали дверь магазина.

Выстоять до конца в километровых очередях был способен не всякий. Родные сменяли друг друга через несколько часов в зависимости от погоды, состояния человека и количества членов его семьи. Труднее всего было одиноким. Обычно в самих магазинах блокадники разделялись на несколько групп — одна стояла у кассы, вторая — у прилавков кондитерского отдела, третья — рядом с мясным отделом. Поскольку имевшиеся в магазинах продукты могли исчезнуть с прилавков очень быстро, важно было находиться рядом с кем-то, кто успел бы занять место к наиболее «перспективному» на тот момент отделу. Имея возможность «подмениться», люди перебегали в магазине из одной очереди в другую, вызывая раздражение прочих посетителей.

Чтобы хоть как-то соблюсти справедливость и не допустить «чужаков» к прилавкам, в очередях стали распространять номерки. Получив их, многие уходили греться домой, а вернувшись, обнаруживали, что другой «активист» (власти в это дело не вмешивались) успевал раздать новые номерки. Начинались ссоры и взаимные обвинения…

Зримый след давки и потасовок в магазинах выбитые стекла, сломанные кассы, разбитые и сдвинутые прилавки. Случались и более серьезные инциденты: погромы в булочных и магазинах. Начинались они обычно, когда заведующие объявляли, что товаров больше не завезут, и пытались закрыть двери. Особенно эмоционально блокадники реагировали на это в конце месячной декады, когда истекал срок действия нехлебных талонов и опасались, что они «пропадут». Люди врывались в подсобные помещения, искали продукты под прилавками, хватали с полок оставшиеся буханки. Заведующие магазинами пытались успокоить толпу, обещали, что продукты выдадут завтра, вместе с «выборным» от очереди шли к складам и на хлебозаводы. Но и это порой не помогало — приходилось вызывать вооруженную охрану и рабочие патрули.

В очередях чаще всего говорили о еде. «Зимние дистрофические очереди были жутко молчаливы», — вспоминала Лидия Гинзбург. «Расковывание» людей происходило не сразу, но позднее стало особенно заметным. Как обычно, говорили о том, сколь сытно питались в прошлом, как готовились к праздникам, — в рассказах «очередников» пиршественный стол отличался чрезмерным обилием блюд. Логику таких бесед обнаружить нетрудно: «Передавались противоречивые мнения врачей, следует ли растягивать сахарный или жировой паек на декаду или съедать его в один-два дня. Рекомендовалось долго прожевывать маленькие кусочки хлеба, чтобы полностью использовать все его питательные свойства…»

Стойкий интерес проявляла очередь к тому, как повысятся нормы пайков в ближайшие недели, и удастся ли «отоварить» талоны до конца декады. «Иногда можно было услышать лучшую новость — завтра будут что-то давать, крупу например». Неудивительно, что в очереди так часто вели разговоры о несправедливостях, блате, воровстве, жульничестве. Замечались в толпе и антисоветские выпады.

Обман, обвесы, мошенничество с «талонами», грубость были приметами многих магазинов. Пользуясь плохой освещенностью и замечая наиболее истощенных людей в полуобморочном состоянии, продавцы вырывали из карточек больше, чем полагалось, талонов. Чаще всего это происходило, если одному человеку приходилось получать хлеб сразу по нескольким карточкам — за всеми манипуляциями работников булочных он уследить не мог. «Нередко какая-нибудь женщина целый час стоит в очереди и, передав продавцу карточки, узнает, что продовольствие по ней… получено. Обычно в таких случаях начинается плач или поднимается крепкая ругань, сопровождаемая взаимными оскорблениями». Придя домой, полученный хлеб иногда взвешивали на «своих» весах и нередко обнаруживали весьма существенные недостачи.

Не менее частым нарушением являлось снабжение с черного хода родных, близких, друзей и соседей продавцов, а то и просто «полезных» и «нужных» людей. «У заведующей магазином все время уходит на снабжение знакомых через задний ход. Всё 25-е отделение милиции через задний ход получает свой паек вне очереди… 30/XII в магазине были все милиционеры, дежурящие пьяны», — скрупулезно заносит в дневник 2 января 1942 года И.И. Жилинский. Это и не скрывали, да и никого нельзя было обмануть — всё происходило на виду у очереди, раздраженной, нервной, ругающейся. Стоявшие в очереди люди возмущались «безобразиями», но немногие удержались бы от соблазна оказаться на месте тех, кому «повезло». Особой корысти именно здесь у продавцов не было, взятки, если верить очевидцам, они не вымогали.

Из книги С. Яров «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда», М., «Молодая гвардия», 2013, с. 78-107.

February 7th, 2014

«18.12.41 ...Теперь все ходят пешком, потому что трамваи не ходят. Ходят по улицам Ленинграда унылые, голодные, какие-то обтрепанные люди, и если говорят, то только об одном — о еде. Ленинград, Лесенька, голодает. Ведь почти 4 месяца мы в блокаде. Нет подвоза продуктов, нет топлива. Электростанция, несмотря на все ухищрения сволочей-гитлеровцев, уцелела, но запасы так незначительны, что электрическим светом почти пользоваться нельзя... Дома почти не отапливались в этом году. Нашу надстройку до вчерашнего дня топили, а сегодня уже не топят. Нечем. Итак, ленинградцы имеют основную триаду: холод, голод и темноту. А Вяча (отчим мальчика.— "О" ) добавляет: "И обстрелы". И можно еще добавить: и грязь, и вшей, и болезни, и смерть. Люди мрут как мухи. От истощения. Мы с Вячей как военные карточек не получаем, но в городе служащие и иждивенцы получают по 125 г хлеба в день, а рабочие по 250 г. Но какой это хлеб? В нем 30 процентов целлюлозы, 10 процентов дуранды (жмыха) и еще чего-то и немного муки. Он не имеет вкуса хлеба, и после него очень болит желудок. Кроме того, по карточкам до сих пор дают немножко сахару, масла и круп и какую-то микроскопическую дозу мяса. Всех продуктов при обычном питании хватило бы дней на 5-8, а потому люди теперь так истощены. Ты не думай, сыночек, что ленинградцы ропщут. Нет, они знают, что доставка даже этих продуктов стоит неимоверных усилий, но ведь от этого не легче. Умирать ведь никому не хочется. Мы, детка, питаемся в госпитале, и наш рацион примерно такой. Утром немножечко черных макарон, кусочек сахара и 50 г хлеба. В обед — суп (часто очень плохой) и на второе — либо снова немножко черных макарон, либо каша, иногда кусочек копченой колбасы, мяса и 100 г хлеба. А в ужин снова макароны или каша и 100 г хлеба. Есть чай, но сахару не дают. Скромный рацион, как видишь, но роскошный по сравнению с тем, как едят в городе...

Уже несколько дней идет наступление почти на всех фронтах, и мы надеемся, что и на нашем фронте скоро дела изменятся. Если блокада через недели две кончится, то все-таки большинство ленинградцев выживет, а если это будет длиться еще месяца два, то большинство умрет.

Пожар на Бадаевских складах 08.09.1941г. Люди ели пропитанную сахаром землю...

Ленинград. Февраль 42-го года. Объявления об обмене вещей на продукты

23.12.41 Сыночек, поздравляю тебя с днем твоего рождения. В очень необычной обстановке встречаем мы с тобой сегодня этот день. Надеюсь, что будущее твое рождение мы будем праздновать все вместе, и обязательно с папой...

А я, сыночек, работаю сейчас по новой специальности — терапевтом. Стало поступать много очень истощенных больных, и вот пришлось переключиться. Если бы ты только знал, какие ужасные картины приходится наблюдать! Это не люди, это скелеты, обтянутые сухой, ужасного цвета кожей. Сознание у них неясное, какая-то тупость и придурковатость. И полное отсутствие сил. Сегодня я такого приняла, он пришел на собственных ногах, а через два часа умер. И в городе очень много людей умирает от голода. Сегодня моя приятельница-врач хоронила своего отца, также умершего от истощения. Она рассказывает, что на кладбище и вокруг него делаются страшные вещи — все ведут и везут мертвецов. В чем попало, большинство без гробов, просто привязанные к саночкам. Тут же возле кладбища их сваливают прямо в снег, так как некому копать могилы, а у самих сил нет. Для военных роют на кладбищах братские могилы, а гражданское население устраивается как может, или, вернее, никак не устраивается. Этих картин из времен блокады Ленинграда не забыть никогда. Прости, что в день твоего рождения, мой золотой мальчик, я пишу такие грустные вещи, но я знаю, что когда эта тетрадь попадет к тебе, все это время уже будет позади и, может быть, тебе будет интересно знать, как мы жили...

Частные объявления о продаже и обмене вещей на продукты. 1942г.

Ленинград. Февраль 1942-го года. Объявление

В блокадном Ленинграде. 1942г.

30.12.41 Ну вот видишь, лапочка, как долго я тебе не писала. Все некогда было. По вечерам у нас в комнате так холодно, что писать просто невозможно. Особых новостей за эту неделю нет. Все ждем, когда будет прорвана блокада Ленинграда, и тогда нам, наверное, станет легче жить. А пока холодно и очень часто темно. Если бы ты, лапочка, видел, как я одета, ты бы не узнал своей достаточно изящной и нарядной мамочки: на мне 3 кофточки, две пары трико, суконное платье, халат, а сверху — ватник и большущие валенки. Интересно, Вяча никогда на ночь не раздевается. Но все же мы живем лучше, чем многие в Ленинграде. А купаюсь я почти аккуратно 1-2 раза в неделю. Белье до сих пор нам стирали, и я его часто меняла. Да, одна приятная новость: в городе гражданскому населению прибавили хлеба. Служащие и иждивенцы получают теперь 200 г в день, а рабочие — 350. Мы же до сих пор получаем 300. Но мы, родной, до сих пор не голодали...

Я за эту неделю днем два раза выходила гулять по 45 минут. Хорошо погулять, когда не стреляют! Но картины, которые видишь по дороге, не очень радуют глаз: медленно бродят очень закутанные люди, трамваи почти не ходят. Говорю "почти", потому что нет-нет да вдруг неожиданно и в неожиданном месте пойдет неожиданный номер трамвая. Почти постоянно видишь, как на саночках везут покойников в гробах и без гробов, одетых очень прилично и кое-как. То тут, то там разбирают деревянные лари, заборы и уносят доски для топлива. Цифры ежедневной смертности по Ленинграду ужасающие — от 3 до 7 тысяч, говорил наш политрук...

Ну вот, а завтра будем встречать Новый год. Неважно, как встречать, а важно, каким он будет. Будем надеяться, что лучше 1941-го...

Выгрузка продовольствия для блокадного Ленинграда из транспортника Ли-2. 1942г.

Солдаты разгружают баржу с мукой. Ладога. Лето 1942г.

Март 42-го. В последние дни несколько раз выходила гулять. Вчера был чудесный солнечный день, но ужасно выглядели лица ленинградцев: бледные, зеленоватые какие-то, изможденные и все старые. Даже молодые — и те кажутся старыми. Но все же улица уже не та. Почти не видно трупов, люди не такие уже инертные. И самое радостное, что видела в эти дни,— ребят, катающихся на коньках, и даже одного на лыжах. За всю зиму это было впервые. Я даже остановилась и посмотрела им вслед. Ах, как приятно видеть возвращающуюся жизнь! А один мальчик лет семи шел бодро, и в руках у него был большой кусок белого пирога. Все встречные смотрели на него и улыбались. Начинают встречаться улыбающиеся лица. Все живут надеждами, что прорыв блокады — это дело дней...

1942. Подвоз муки. Паровозик на трамвайных рельсах

Доставка продуктов для столовой. Блокадный Ленинград

01.05.42 ...Мне хочется, детка, перечислить тебе продукты, которые население получило к 1 Мая: сахар — 200 г, селедка — 200 г, чай — 25 г, крупы — 200 г, водки — 250, пива — 0,5 л, сухих фруктов — 150 г. Дети, кроме того, получили по 50 г какао с молоком, конечно, не получив пива и водки. Рабочие — всего побольше, граммов на 200. Хлеба дали 300 г, рабочим — 500. Наше сегодняшнее меню. Завтрак: 50 г масла, 50 г сыра, 130 г макарон и 1 стакан кофе. Обед — овощной суп, 2 котлетки мясные и отварной рис. На третье — каша, 100 г. Ужин: немножко отварной сушеной картошки и по два блинчика с рисом. Если бы нас все время так кормили, мы снова стали бы толстыми. В обычные дни — голодновато. Вяча очень здорово похудел — потерял килограммов 20. Я вешу 61 кило, потеряла, следовательно, 8 кило. Это на общем фоне совсем немного.

Доставка обеда. Май 1942г.

Нормы выдачи хлеба

125 граммов хлеба - установленная норма для служащих, иждивенцев и детей в ноябре 1941г.

15.12.42 Страшный обстрел Невского произошел пару дней тому назад. Два с половиной часа без передышки сыпались снаряды на Невский, Литейный, улицу Жуковского и вообще в том районе. Крики и стоны стояли по всему Невскому. Было много убитых и раненых. "Скорая помощь" во время обстрела не выезжает. Наш врач попал в эту кутерьму, перевязывал раненых в каком-то домоуправлении. Было жутко. Вот и сейчас чудно играет радио, а где-то очень близко рвутся снаряды. Стоит большого труда заставить себя сидеть за столом. Вообще все последние дни гады обстреливают Ленинград. Хоть бы скорее их прогнали...

Хлебные карточки

22 блюда...

... из него варили холодец...

Остатки лошади... еда. 1941г.

У хлебного магазина. 22 октября 1943г. Норма выдачи хлеба всем группам населения увеличена на 100 граммов

31.12.42 Снова канун Нового года. По-прежнему Ленинград в блокаде. Все по-прежнему, но все по-другому. В прошлом году было холодно, темно и очень голодно. А сегодня светло, тепло и сытно. И кроме того, в прошлом году не было никаких надежд на свидание с сыном, а теперь есть, и довольно реальные. Так что все к лучшему в этом лучшем из миров, а вернее, в этом чудном и чистом теперь Ленинграде... Итак, за новый, хороший победный год!.. Все. Скоро Лесик из моих рук получит мой дневник».

Оренбург. Этот кусок хлеба выпекли по рецепту блокадного ленинградского

Суточная пайка хлеба

Дневники врача Клавдии Наумовны, которой во время войны приходилось быть и терапевтом, и хирургом, написаны в форме писем 16-летнему сыну (она ласково называет его Лесик и Тюшенька). Сын находился в эвакуации, а сама Клавдия Наумовна эвакуироваться не успела. Она жила в блокадном Ленинграде, ничего не зная ни о судьбе своего бывшего мужа, отца мальчика, ни о судьбе своих родителей, оказавшихся на оккупированных территориях. Она переживала за то, что отпустила ребенка одного, и понимала, что здесь ему было бы еще хуже. Через весь дневник, наполненный любовью к сыну, рефреном проходят строчки: "Только бы выжить и тебя, родной, повидать!" http://сайт/1 83636.html

(Продолжение следует...)

КИШИНЕВ, 1 июл — Sputnik. В эти дни ровно 76 лет назад немецко-фашистские захватчики развивали наступление на Ленинград. Очень скоро город Петра и Ленина окажется в блокаде.

Очевидец этих событий, ныне жительница Кишинева Зоя Афтений-Одегова в совсем юном возрасте пережила войну и позже записала свои воспоминания, а родственники блокадницы отправили их на адрес редакции Sputnik Молдова для публикации в рамках проекта .

Собственный подъезд — опасное место

Наступили холода. В тех семьях, где были дети, они же и ходили за водой, пока взрослые занимались хозяйством. Водоснабжение к зиме 1941 года отключилось, но дом, где жила семья Зои, находился недалеко от залива, где вода была пресной.

© Sputnik / архив Марии Чобану

"Ходили втроём: я и сестры Неля и Виля. Брали с собой санки, ведро, бельевой бак

крышкой. Проходили всегда мимо могилы декабристов. У самой кромки воды — скромный памятник с пятью именами: Рылеев, Пестель, Каховский, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин. Когда-то погибшие, повешенные герои своего горького времени. Подъезжали мы к самой проруби — ковшом наполняли свои ёмкости. Я как старшая впрягалась, везла, а Виля с Нелей следили, чтоб наши ёмкости не сползали, и по мере сил подталкивали сани. В подъезде нас ждала мама с бидоном. Разливали воду и поднимали на пятый этаж, к себе. Так же поднимали дрова, угля у нас не было. Дрова мы заготовили, распилили, накололи ещё с осени. Опасность представляли ступени второго и третьего этажей. Здесь жили обессилевшие люди. Они выливали вёдрa с помоями и нечистотами прямо на лестницу. Это всё вмерзало в ступени, и приходилось идти очень осторожно, чтоб не упасть. Выше 4-го этажа никто не жил, — кто умер, кто успел эвакуироваться, — и ступени были не запачканы", — пишет в своем дневнике Зоя Ивановна.

Печку дома они топили книгами. Пили ячменный или желудевый кофе без сахара.

С 20 ноября 1941 года служащим, иждивенцам и детям выдавалось по 125 граммов хлеба. Все члены семьи Зои Ивановны имели такую норму. Но семерых получалось 750 граммов хлеба в день.

"Хлеб же обычно выкупали с утра, пораньше. Дома его делили на весах, честно. Ели его не сразу. Резали на кусочки, слегка солили, чтобы не сразу съесть. Сушили сухарики. Каждый свой, на плите — никогда не брали друг у друга и не путали".

Мясной суп длиною в 40 дней

Меняли в то время все на все в буквальном смысле слова — выжить хотели все. И сменить фамильные драгоценности, например, на случайно попавшийся на глаза кусок говядины считалось чуть ли не высшим благом.

"В нашем подъезде жила простая русская женщина тётя Даша с мужем дядей Карлушей, потомком "петровских" немцев (выходцев из Германии, переселившихся в Петербург во времена Петра Первого — ред.). Они в сарае держали корову. За нашим домом у залива был лужок, и тётя Даша там её пасла. Летом продавала молоко. Но к сентябрю, чем голоднее и злобнее делались люди, тем понятней становилось, что корову могут увести. Тётя Даша корову зарезала, мясо за деньги не продавала. Тогда мама и бабушка поменяли дедушкины старинные часы, тяжелые, из червонного золота на 10 килограммов мяса и его же новые валенки ещё на 2 килограмма. Итак, 12 килограммов мяса — огромное богатство, но нас было 6 человек. Мама, бабушка, тётя Анетта это мясо порезали на кусочки по 300 граммов, и мы в течение 40 дней ели мясной суп", — вспоминает блокадница.

Подаренные Зое новые швейцарские ручные часики, которыми она в те молодые свои годы так гордилась, семья поменяла на 2 килограмма хлеба и 2 килограмма гречневой крупы. И хорошо, что это произошло в сентябре, считает Зоя Ивановна, так как в январе 1942-го за них дали бы вполовину меньше, и то в лучшем случае.

"Каждое утро в нашей большой трехлитровой кастрюле варилось 300 граммов мяса и небольшой стакан гречки. Затем мясо и гречку пропускали через мясорубку, смесь делили на 6 мисок, доливали "бульоном" и пировали. Больше ничего не полагалось. У других и этого не было. Очень раздражала нас тётя Анетта — она начинала перечислять всякую еду, особенно почему-то картошку с селедкой: "ерингид я кардулит — иллюс мекк" (транслитерация на кириллицу фразы с эстонского языка — ред.) — "селёдка с картошкой — прекрасный вкус". Переболев на окопах кишечной инфекцией, она раньше всех ослабела, слегла и слегка сдвинулась", — пишет Зоя Ивановна.

В те времена такие судьбы были не редкостью. Все эти люди вынуждены были привыкнуть к чудовищному лику войны. Сердце щадило их, позволяя острой боли потерь уходить далеко и глубоко в рефлексии, которые спасали их от мгновенных смертей, но закладывались в память на всю жизнь. Поэтому и наша рассказчица так остро и нагладно вспоминает это время.

Продолжение следует